Эдуард Успенский

Иван — царский сын и серый волк

 В одном тридесятом царстве триодиннадцатом государстве жил-был царь. Впрочем, там и помимо царя жило народу полным-полно. В основном, всё крестьянский люд.

 А рабочих там и всяких пролетариев не было. Иначе бы этому царю давно конец пришел, свергли бы.

 Звали царя по-разному. По одним источникам, Берендеем, по другим — Выславом, по третьим — Василием. А отчество у него было Андронович. И имел этот Берендей-Выслав-Василий (Анна-Мария-Гонсалес) Андронович трех сыновей.

 Младшего сынишку звали Иваном. Ростом этот сынишка был под два метра, а сил у него было столько, что он мог запросто лошадь на четвертый этаж поднять. Жаль, что там с этажами плохо было. Все дома были низенькие.

 Старшие братья и поздоровее были.

 Например, средний сын Данила-царевич мог бы ударом кулака корову убить, если бы кто ему это позволил.

 А старший сын Петр-царевич однажды пытался кувалду на небо забросить. Кувалда вернулась и прямо ему по голове. Другого бы убило, а ему хоть бы что. Только выросла у него на голове шишка с кулак, а через неделю прошла, как и не было.

 Да и сам царь-папа Выслав-Берендей-Василий Андронович на здоровье не жаловался. Он за обедом половину быка съедал.

 А все почему, потому что у них в саду на одной яблоне яблоки росли оздоровительные. От этих целебных яблок к царской семье здоровье и шло. А сад, надо сказать, у царя был замечательный. И всякие деревья там росли дорогие с плодами и без плодов. И лимоны там росли, и ананасы заморские, и птицы порхали яркие. Говорят, что где-то в дальнем углу сада было растение в деревянной кадушке, на котором соленые огурцы росли.

 Но всё-таки ничего ценнее, чем оздоровительные яблочки, не было.

 Так все и шло. Только однажды папа-царь пошел в свой сад за яблочком, глядит, а яблок меньше стало.

 Позвал он сыновей, и они стали думать.

 — Это наши, — говорит старший, Петр. — Больше некому.

 — Конечно, наши, — согласился Данила. — У нас народ известно какой. Только оставь что без присмотра.

 А младший сын промолчал. Не хотел плохо о народе думать.

 — А вот мы поглядим, — говорит папа-царь. — Как у нас в хозяйстве кто здороветь начнет, сразу и поймем, кто яблочки тырит.

 День прошел. Другой. Никто не здоровеет — ни конюхи, ни повара, ни другая какая прислуга. Как были все дохленькие в полноги, так и остались.

 — Не наши, — решили братья и царь.

 — А я что говорил? — сказал Иван-царевич. Хотя он ничего не говорил, а просто помалкивал.

 — Раз не наши, значит, будем караулить, — решил царь-отец. — Сторожа поставим.

 — Ага, — говорит недоверчивый сын Данила. — Вот сторож все как раз и съест. У нас ведь как заведено: кто что сторожит, тот тем и торгует.

 — Мда, — согласился папа. — Ну и народ в моем царстве! Жуликоватый какой! В кого бы это? Значит, Петр, придется тебе на дежурство заступать.

 Петр сразу на дыбы:

 — И что это такое? Как что, сразу Петр. Вон Данила какой вымахал. Пусть он и дежурит. Не буду я.

 Данила хитрый был:

 — Значит, не хочешь яблочки сторожить. На царский престол метишь?

 — Это как? — спрашивает Петр.

 — А так, — говорит Данила. — Не будет яблочков, папаша помрут. Вот ты и на троне. А там новые яблочки поспеют.

 Петр испугался:

 — Все. Согласен. Иду сторожить. Давайте мне тулуп и саблю. Иван-царевич говорит братьям:

 — Да не ссорьтесь вы. Я могу караулить.

 Братья про себя подумали: «Какой хитрый! В любимчики набивается!..» И отказались.

 Царские слуги выдали старшему сыну тулуп, саблю, яиц вареных, молока бутылку и хлеб. И он отправился сторожить.

 Он решил:

 — Буду караулить лежа, чтобы не засвечиваться.

 Он как пришел, так сразу тулуп расстелил, бутылку молока под голову положил и смело начал караулить.

 Так, не шелохнувшись, он смело караулил до самого утра. За всю ночь ни разу глаз не разомкнул.

 Ночью, в самый разгар его службы, сад вдруг осветился весь.

 Чудо-птица прилетела. Перья золотые, глаза как восточный хрусталь. Сама маленькая, а перьев много. И так она светится, будто внутри ее десять свечей горит.

 И прожорлива, как индюк. Немало яблок она пощипала и скрылась в ночном небе. Последнее яблоко в зубах унесла.

 Утром Петр встал, еле-еле бутылку с молоком от щеки отлепил.

 И сам от тулупа еле-еле отлепился. Молоко за ночь пролилось и его к тулупу приклеило.

 Съел он вареные яйца и пошел к царю с докладом:

 — Свет наш царь-батюшка, всю ночь я глаз не размыкал. То есть наоборот, за всю ночь я ни разу глаз не сомкнул… И ветер меня хлестал, и дождь на меня лил. (Видишь, я весь мокрый.) Но я поста не покинул. Никакой человек не приходил, никакая птица не пролетала.

 Царь Берендей-Василий со слугами в сад пошел — видит, яблок помене стало. Царь удивился:

 — Что же они, испаряются, что ли? Да хорошо ли ты, Петр, караулил? Может, ты спал тут без просыпа?

 Петр испугался:

 — Что ты, батюшка-царь. Видишь, вон трава примята. В этом месте я и ходил всю ночь.

 — Ну, что ж! — сказал царь.На первый раз поверим.

 И велел царь Берендей-Василий-Выслав дальше яблоки сторожить.

 — Значит так, Данила, — молвил он. — В эту ночь ты яблоки охранять пойдешь.

 И еще велел царь старшему писарю все яблоки пересчитать.

 Писарь полдня под яблоней ходил, яблоки пересчитывал. Насчитал их ровно девяносто штук.

 И вот вечер наступил — средний сын Данила на дежурство собирается. Он не молока попросил, а вина крепкого — глаза протирать. Свиную лопатку — силы поддерживать. И дубинку побольше — воришек охаживать.

 Едва он пришел на дежурство, как в тулуп забрался. А через час к нему туда одна знакомая пришла из кухни — целоваться.

 Выпили они вина крепкого. Данила лопаткой закусил, а знакомая Глафира к яблочкам потянулась.

 — Ты что, — говорит Данила. — Я же их сторожить пришел. А не есть. Они же все сосчитаны.

 — Ах, ты сторожить пришел, — говорит знакомая из кухни. — Ну и сторожи. А я домой пошла к батюшке.

 Пытался он ее задержать, а она ни в какую:

 — Думаешь, если ты царский сын, тебе все можно.

 И ушла. И ее плечики унеслись в ночную мглу. Расстроился Данила, выпил все остальное вино. Завернулся в тулуп. И только его и видели.

 Едва он уснул, опять птица прилетела. Перья золотые, глаза как восточный хрусталь.

 Накинулась она на яблоки и добрый десяток слопала. Маленькая такая птичка, а прожорлива, как индюк. Не успеет она яблоко съесть, как его остатки с другой ее стороны выскакивают.

 Последнее яблоко она в зубах унесла.

 А все-таки очень красивая птичка. Вся так и светится, будто в ней двадцать свечек горит.

 Проснулся утром Данила, голова тяжелая, как медный колокол.

 И звенит так же. Посмотрел он на яблоню и сразу все понял. Он бегом к старшему писарю, пока батюшка не проснулся.

 — Эй, чернильная душа, сколько ты там вчера яблок насчитал?

 — Девяносто, — говорит чернильная душа.

 — Так вот, скажи батюшке, что было восемьдесят. А не то: моя дубинка — твоей головы половинка.

 Писарь все понял. И когда батюшка-царь пошел в сад яблоки пересчитывать, он никаких хищений не обнаружил.

 — Ладно, — он сказал. — Теперь, Иван, твой черед идти.

 А Иван-царевич и рад. Очень он хочет царю-батюшке угодить.

 Под вечер писарь сызнова все яблоки пересчитал. Восемьдесят штук было ровно, как и вчера.

 Вот уже вечер настал. Иван-царевич долго думал — кто же это яблоки крадет. Он понимал, что братья его не очень-то старались.

 Но если бы медведь в сад пришел или коза какая, братья бы их, конечно, заметили.

 — Значит, это птица! Да никто больше яблоки не ест у нас в государстве — люди да птицы. Правда, свиньи тоже яблоки охотно едят. Но свиньи испокон веков по яблоням не лазили и летать не умели.

 И решил Иван-царевич всю ночь на дереве провести. И еще он большой сачок с собой взял для куриной ловли.

 Ночь пришла, влез он на дерево и замер.

Полный текст книги Вы можете скачать выше