ГНОМЫЧЕВЫ КРЫЛЫШКИ

  В холодные дни Изюмка больше всего любил свой подпечек. Там и тепло и дремать приятно. И бездельничать. Постепенно Изюмка так обленился, что и вылезать из подпечка не желал.
-- Подай мне сюда обед, Гномыч! -- захрюкал он, почуяв, как вкусно пахнет тушеной капустой.
-- Еще что? -- возмутился Гном Гномыч. -- Уж и обед ему подавай в подпечек!
-- Боишься, как бы я так не отъелся, что и наружу не вылезу? -- спросил Изюмка.
-- Вполне возможно. Но не в этом дело. Боюсь другого. Вдруг ты двигаться разучишься совсем. Придется мне тебя на себе таскать. Забудешь, что у тебя и ноги-то есть.
   Изюмка расхохотался. Однако после обеда у него пропало настроение смеяться. Гномыч открыл дверь во двор и сказал:
-- А ну иди погуляй. Тебе полезно.
-- Там же холодно! -- захныкал Изюмка, уже привыкший к теплу.
-- А ты побегай, попрыгай -- вот и согреешься! -- ответил Гномыч и тут же захлопнул за ним дверь.
   Изюмка остался снаружи. Потоптался на крыльце -- замерз, волей-неволей пришлось бегать. Обежал все кротовые холмики. А когда выбрался на проселок, уже больше не мерз. На развилке дороги повстречал он мышку Кишмишку, и они пошли вместе, весело болтая.
-- Мне на холоде всегда так есть хочется, -- признался Изюмка. -- А тебе -- нет?
-- Мне тоже, -- подтвердила Кишмишка. -- Но как я помню, ты и в тепле тоже всегда больше меня ел.
   Так за разговорами они очутились возле какой-то замерзшей лужи. Лужа была покрыта молодым ледком, потому что старый, толстый лед вырубили крысы и снесли к себе в погреба. Чтобы летом делать мороженое. Теперь на луже ледок был новенький и гладкий как зеркало.
-- Я покатаюсь немножко, -- сказала Кишмишка. -- Но ты смотри, на лед не заходи: он тонкий, такого толстого поросенка не выдержит.
-- Кто это -- толстый поросенок? -- удивленно переспросил Изюмка.
-- Ты! -- крикнула Кишмишка и пробежалась по тонкому ледку -- аж до противоположного берега. Бежит, попискивает по-своему, по-мышиному.
-- Ты что же, думаешь, я побоюсь на лед выйти? --крикнул ей Изюмка, когда Кишмишка повернула назад.
-- Побоишься, -- сказала мышка. -- Под таким толстячком он обязательно проломится.
-- А вот и не проломится! -- упрямо закричал Изюмка и шагнул вперед. Кишмишка удивленно посмотрела на него.
-- Такой ты смелый? -- говорили ее глазки-бусинки.
-- Такой! -- ответил Изюмка и покатился на острых копытцах по тонкому льду.
Сначала было слышно только, как ледок слегка потрескивает. Но когда Изюмка выкатился на середину лужи, лед вдруг сразу прогнулся и рухнул под поросенком. Изюмка по самую грудь
очутился в воде, а Кишмишка во всю мочь принялась звать на помощь.
   Изюмка же только хрюкал и, обламывая лед, сам стал выбираться на берег. Тут, услышав крики, прибежал и Гномыч. А Кишмишка поспешила сообщить ему:
-- Изюмка под лед провалился!
   Разумеется, Гномыч теперь и сам видел, что произошло. Схватил он в охапку промокшего до нитки поросенка и быстро-быстро побежал с ним домой. А Кишмишка -- за ними следом.
И всю дорогу приговаривала:
-- Гномушка, миленький, не ругайте его, пожалуйста. Он такой смелый. Я бы никогда не подумала, что он решится на лед выйти.
   Дома Гномыч уложил Изюмку в постель, вскипятил ему чаю. А Кишмишка побежала домой рассказывать своей родне, какой смелый поросенок Изюмка.
   Тем временем Изюмка сидел на кровати и попивал чай с медом. Гномыч подложил в печку побольше дров, сел на край Изюмкиной кровати и спрашивает:
-- Ну так как же все это случилось?
-- Как, как! Кишмишка говорит: тебе, мол, слабб на лед выйти. Тебя, говорит, такого большого поросенка, ни один лед не выдержит!
-- Так она сказала? -- удивился Гномыч. -- "Тебя, такого большого"?
-- Ну не совсем так. "Такого толстого", она сказала, если быть точным.
-- А-а! Тогда понятно. Ну, а дальше? -- кивнул Гномыч.
-- А я ей в ответ: а вот и не слабо!
-- Теперь я понимаю, почему Кишмишка так восторгалась тобой. Да, я
вижу, ты и сам собой тоже доволен.
-- Люблю быть смелым, -- скромно улыбаясь, признался Изюмка.
-- Я тоже люблю смелых, -- сказал Гномыч, а затем, помолчав, добавил:
-- Но не люблю хвастливых и тщеславных.
-- Это кто такие -- тще-тще-славные? Это которые очень славные?
-- Нет, это которые очень любят славу и ради этого всем на свете готовы пожертвовать.
-- А я-то тут при чем?
-- При том, что ты из тщеславия на тонкий лед пошел. Перед Кишмишкой похвалиться хотел и доказать ей, что ты совсем и не толстый.
   Изюмкино самодовольство исчезло, словно дым. Вид у него был такой грустный, что Гномыч в конце концов сжалился над ним и сказал:
-- Ладно, не вешай свой пятачок. Бывает такое со всеми. Я вот, к примеру, когда был маленьким...
   У Изюмки даже глаза от радости заблестели.
-- Расскажи, расскажи, Гномыч, как ты был маленьким! --закричал он.
-- Я и рассказываю... Маленьким я очень летать любил.
-- На чем?
-- Ни на чем. Сам, на своих крыльях. Тогда у меня еще крылышки были.
-- Ой, крылышки! Какие?
-- Тоже маленькие. Чтобы с цветка на цветок порхать.
-- И ты порхал? -- удивлялся все больше Изюмка.
-- Порхал. Было у меня тогда много друзей. Я в ту пору лично знал всех сверчков, всех кузнечиков и даже сердитых шмелей. И очень я любил летать вместе с одной красивой стрекозочкой. У нее крылья были большие, прозрачные. Как стекло. И большие красивые глаза. Один раз стрекоза и говорит мне: полетим на ту сторону ручья. Мне бы сказать: не могу, у меня ведь крылышки-то маленькие. А я постеснялся. Ну мы и полетели.
-- И что дальше?
-- Ничего. Упал я в воду.
-- Ой! Но не утонул?
-- Нет, как видишь. Лето было. Вылез я на берег, на солнышко, быстро обсушился. Только летать долго еще потом не мог. Помню, был концерт. Кузнечики на скрипках играли, сверчки в барабаны били. А я пока без крыльев-то туда добрался -- концерт уже закончился. Да, многих гномиков тщеславие до добра не доводит.
"И поросят тоже", -- подумал Изюмка.

ВОЗЬМЕМ ЕГО ДОМОЙ

   Всю неделю не переставая лил дождь. У Кишмишки затопило весь их подземный дворец. Одна кладовая с запасами продовольствия осталась сухой. Теперь здесь отсиживалось все мышиное семейство -- к превеликой радости мышат. Они с утра до вечера могли, сидя тут, лакомиться калачиками просвирника да семенами сурепки. Время от времени Кишмишка, вспоминала и маленького поросенка Изюмку.
-- Что-то он, интересно, поделывает в такую мерзкую погоду? Надо бы сходить к нему, поиграть с ним.
-- Еще чего! -- рассердилась Кишмишкина мама, тетя Мышария. -- Их жалкая хижина из тыквы, наверное, уже давным-давно развалилась. Сиди лучше дома да радуйся, что живешь в добротном земляном дворце. Хоть наш дом залит наполовину водой, новсе равно он лучше пустой тыквы, которую в любую минуту может сожрать прохожая корова.
   Вот, наверное, посмеялся бы Гномыч, услышь он такие слова. Какая же корова станет жевать тыкву, когда в этой тыкве есть и дверь, и окно, и даже труба дымоходная? И уж конечно, не страшен был тыкве дождь. Он только дочиста отмыл окна, а вода, скатившись вниз по глянцевитой зеленой стене, собралась в отличнейшую лужу у самой двери.
-- Сделай милость, Изюмка, -- обратился к нему Гномыч, -- выкопай канавку, чтобы отвести воду от крыльца.
-- Только нос в глине испачкаю, -- заспорил Изюмка. -- Разве можно в этакий дождище канавы копать?
   "Может, действительно земля здорово промокла в такой ливень?" -- подумал Гномыч, взял в руку тяпку и в два счета управился с пустяковой работой. Отвел воду из лужи у крыльца. Он уже стряхивал капли с плаща, как вдруг услышал над головой знакомый голос:
-- Напрррасно и прррямо-таки стррранно, что ты дома сидишь. Как раз в это вррремя на улице Кузнечиков выставка огоррродных пугал пррроводится.
-- Спускайся к нам, приятель! -- крикнул Гномыч старому Грачу. -- Посуши у огня перышки да расскажи, что ты там хорошего увидел, в городе-то.
-- Рррассказать немыслимо, это своими глазами посмотррреть тррребуется, -- возразил Грач, стряхнул с крыльев капли дождя, после чего проследовал в тыквенный дом.
-- Дядя Грач, а дядя Грач, -- оживился Изюмка и поднял вверх свой любопытный пятачок, -- а что там интересного на этой выставке?
-- Что, что! -- отвечал Грач. -- Таких ррраскрррасивых пугал я и сррроду не видывал. Да известно ли вам, дрррузья, что теперррь в чучелином снар-р-ряжении самое главное -- пустые
консер-р-р-вные банки?
-- Вполне возможно, -- подтвердил Гномыч. -- Банками можно очень сильно греметь.
   Изюмка слушал с разинутым ртом, а Грач продолжал рассказ:
-- Из одного гор-р-р-одского огор-р-родного хозяйства привезли Пугало, выр-р-р-ядили во всякие журналы с картинками, а поверх этого надели прозрачный целлофановый мешок. Стоит красуется, будто кр-р-раля рррасписная! Две синицы так пер-р-р-репугались, что бр-р-росили свои входные билеты и улетели куда глаза глядят. А ведь синички -- отважные птички. Они не
привыкли чучел огородных бояться. У меня есть один знакомый, тоже работает пугалом гороховым. Так вот он жаловался: Мол, синицы, славки и жаворонки у него все усы повыдергивали, растащили гнезда себе строить.
-- Слышал и я такие страшные истории, -- закивал головой Гномыч. -- А какие там, ты говоришь, новые моды на костюмы чучелиные?
-- На украшения сейчас идут цепи и кулоны из консервных банок, клипсы жестяные в уши. Словом, все, что дребезжит, гремит, болтается. Ну, а по части одежды в самой моде сейчас костюмы для огородных чучел из рогожки да из синтетической соломки сплетенные.
-- Гномыч, -- захрюкал вдруг снова Изюмка, -- давай с тобой на выставку чучелиную сходим, а?
-- В такую непогоду? -- со смехом покачал головой Гномыч. -- Да в этакий дождь хороший хозяин собаку во двор не выгонит, не то что поросенка.
До костей промокнем. Даже если под зонтиком.
-- Мне так хочется! Особенно на громыхающее пугало посмотреть желаю. И на соломенное тоже.
-- Да я тебе соломенное, если хочешь, и сам смастерю, -- посулил Гномыч.
Но Изюмка отмахнулся:
-- Самодельного пугала кто же испугается?
Тут дядюшке Грачу неловко сделалось. Решил он помочь Гномычу, принялся отговаривать Изюмку от выставки.
-- По правде сказать, -- заметил он, -- нет на этой выставке ни одного чучела, чтобы оно такую серьезную птицу вроде меня напугать могло. Разве это пугала?! Вот раньше бывало: ох, что за пугала были! Уроды, самые настоящие страшилища! Ан, вышли они нынче из моды. А теперь какие это чучела, куклы! Словом, игрушки какие-то.
   Лучше бы дядюшка Грач и не говорил такого. Тут на Изюмку вообще никакого удержу не стало.
-- Игрушки! Хочу смотреть игрушки! -- завопил он. -- Слышишь, Гномыч? Куклы там, оказывается, показывают, а не пугала вовсе. Идем поскорее на выставку. У меня же плащ из листьев подорожника: он-то не промокнет!
-- Ах, Изюмка, но ведь и трава тоже мокрая, -- стал его уговаривать Гномыч. -- Пока до выставки доберемся, до нитки промокнем.
-- И зачем я затеял этот ррразговоррр? -- пожалел дядя Грач. -- Ладно, скоррро завечер-р-р-еет, пор-р-ра, видно, и мне домой.
   Все втроем они вышли из тыквенного домика. Грач, попрощавшись, сразу же полетел к себе, а Гномыч и Изюмка -- по мокрому, подернутому пеленой тумана лугу -- в сторону неблизкой улицы Кузнечиков.
   Вода у них под ногами так и хлюпала. Они кое-как добрались до гриба сыроежки, где находилась остановка полевого автобуса.
   Под шляпкой грибка не было ни одного ожидающего.
-- Видать, только что ушел автобус, -- недовольно проворчал Гномыч, сердясь на самого себя, что уступил упрямому поросенку, а не остался дома в своей теплой тыквушке.
   Вдруг и Гномычу и Изюмке показалось, что неподалеку кто-то плачет.
-- Может, это кукушкина травка слезки льет? -- предположил Изюмка.
   Но Гномыч хоть и знал, что трава не плачет, все же подошел к зарослям кукушкиных слезок, прислушался.
   И вдруг, к своему удивлению, видит: под одной былинкой, в ямочке, лежит, свернувшись калачиком, рыже-бурый хомячок. Изюмка тоже к нему подбежал и тоже удивился. А Гномыч
спрашивает найденыша:
-- Ты-то что тут делаешь, бедный хомячок?
-- Плачу, -- отвечает хомячок.
-- Вижу, что плачешь. А почему? -- вмешался Изюмка. --Почему ты плачешь... как, бишь, тебя там?
-- Фадейкой меня звать, -- сообщил хомячишка, хлюпая носом. -- А плачу я потому, что выпал из корзинки.
-- Из какой еще корзинки? -- удивился Изюмка. -- И как ты мог из нее выпасть?
-- А я копошился, -- все еще посапывая носиком, сказал хомячок.
-- Я, кажется, начинаю понимать! -- воскликнул Гномыч. -- Кто-то, наверное, вез на рынок целую корзину всяких зверьков -- морских свинок, белых мышей, хомячков. А когда садился в автобус, один из зверьков -- хомячок Фадейка -- и выпал из корзины.
-- И что же теперь с ним станется? -- с отчаянием в голосе спросил Изюмка.
-- Придет автобус, скажем водителю.
-- И-и-и! -- послышался снова тонкий, протяжный плач. Тут уж и у поросенка Изюмки хвостик начал подозрительно загибаться вниз. А дождь все хлестал и хлестал по земле не переставая.
-- Возьмем его к себе домой? -- чуть не плача проговорил Изюмка.
Но Гномыч, словно предвидел это, сразу же возразил:
-- Нет, Изюмка, об этом не может быть и речи.
-- Давай возьмем! -- зарыдал поросенок. -- И мне тогда будет с кем играть.
-- Мало у тебя приятелей, что ли?
-- Много. Но они же все не с нами вместе живут.
-- И без них предостаточно жильцов в нашей тыкве...
   Но потому ли, что изо всех сил зарыдал бедный хомячок, или дождь приударил еще сильнее, или очень уж жалостливо смотрел Изюмка, только сжалось сердце у Гномыча, и он сказал ласково:
-- Ладно, Фадейка, так и быть, идем с нами.
Изюмка завизжал, запрыгал от радости, а Гномыч завернул маленького Фадейку в лист подорожника и взял его к себе на руки.
-- Возьмем к себе, возьмем к себе! -- орал поросенок Изюмка, совсем позабыв и про дождь, и про выставку огородных пугал. И только увидев, что Гномыч несет Фадейку на руках, вдруг остановился.
-- Гномыч, это... как же, а я?.. Меня ты тоже возьмешь на ручки? -- спросил он.
-- Тебя? -- улыбнулся старый гном. -- Так ты же большой. И тяжелый. На вот тебе лучше зонтик. Держи и шагай следом за нами!
   Изюмка так и обмер. Взял в руки зонтик, как ему велели, и молча засеменил следом за Гномычем, который шел с хомячком на руках. И так ему стало обидно, что раньше Гномыч с ним возился, как с маленьким, а теперь -- на тебе! Отыскался кто-то другой, еще меньше его, Изюмки. Он уж и не рад был, что они нашли Фадейку.

ЧЕЙ ФАДДЕЙ?

   Вскоре дождь перестал, наступили солнечные деньки. Но Изюмка все равно ходил темнее  тучи; ему хотелось поиграть с маленьким хомячком Фадейкой, а тот все время спал в своей люльке.
-- Мой Фадейка, -- ворчал он. -- Ведь для чего мы его домой принесли? Чтобы мне было с кем играть. А так на что он мне нужен?
-- И почему ты никак не поймешь: таким малышам, как Фадей, надо спать почти целый день.
-- Эх! -- отмахивался Изюмка и шел пятачком рыть землю. Вырыл одну ямку, другую, вдруг слышит какой-то шорох.
-- Фадик проснулся! -- радостно захрюкал он и побежал к люльке. Наступило веселое времечко и для Изюмки.
-- А ну скажи, -- допытывался теперь он у хомячка, --ты чей, Фадей?
-- Изюмкин, -- лепетал спросонья Фадейка. А поросенок буквально места себе не находил от радости.
   Послушный хомячок соглашался играть с Изюмкой в любые игры: кувыркался на сене, лежал в вырытых поросенком ямках, зарывался в песок. И сколько угодно играл в прятки! Сокровище, а не хомячонок был этот Фадейка.
   Немного погодя пришла к ним мышка Кишмишка и сообщила радостную новость: вода ушла из их подземного дворца.
-- А ну, Кишмишка, посмотри, что у меня есть! -- громко хрюкнул Изюмка. У Мышки даже глазенки засветились.
-- Ой, какой премиленький хомячок! -- пропищала она.
-- Его Фадейкой кличут, -- милостиво сообщил Изюмка.
   Кишмишка обрадовалась, позвала:
-- Иди ко мне, золотой мой Фадеюшка!
   Хомячок пошел было к ней навстречу, смешно перебирая короткими ножками, но тут Изюмка как вскочит да как побежит ему наперерез.
-- Не смей ни к кому ходить! Ты мой -- понятно? И, подхватив его на руки, так прижал к груди, словно кто-то хотел у него отнять хомячка.
Кишмишка обиделась:
-- Чего ты так испугался? Съем я его, что ли?
-- Не съешь, -- смягчаясь, сказал Изюмка, -- но и хватать нечего. Перемажешь еще его золотистую шубку.
-- Вот оно что? -- возмутилась мышка. -- И это говоришь мне ты, у которого вечно и копыта и нос в грязи?!
   Тем временем Фадейка снова задремал. Изюмка принес его к Гномычу и попросил:
-- Присмотри за ним, пожалуйста. Носик ему вытри. А то у него носик загрязнился!
И сам -- в дверь, чтобы с Кишмишкой в прятки играть.
Гномыч усмехнулся и говорит:
-- Почему же ты Фадейку мне несешь, когда ему носик нужно вытереть. Это же твой хомячок?
-- И мой и твой, Гномыч, -- отвечал Изюмка. -- Мы же его вместе нашли? Разве ты забыл?
-- Нет, не забыл, -- возразил Гномыч, посмотрел на своего приятеля Грача, и они оба захохотали.
-- Над чем это вы смеетесь? -- спросила Кишмишка, заглядывая в окно.
-- А над тем, милая, смеемся, что когда Изюмке играть хочется, то Фадейка -- его, а когда за хомячком уход требуется и забота, то сразу оказывается, что Фадейка -- Гномычев.
-- Хи-хи-хи! -- ехидно захихикала мышка.
   Изюмка разозлился, побежал прогонять Кишмишку домой. Но та уже и сама догадалась, что рассердила приятеля, и убежала. И только издали все еще доносился ее ехидный смешок:
-- Хи-хи-хи!
   Первое время Изюмка, куда, бывало, ни идет, туда и Фадейку за собой тащит: любил своим хомячком перед другими похвалиться.
-- Смотри, Изюмка, -- предостерегал его Гномыч, -- приучишь к себе малыша, потом не отвяжешься.
-- А если я так его люблю, что без него минуты прожить не могу? -- кричал Изюмка и прижимал к груди маленький мохнатый комочек.
   Но однажды еще один приятель Изюмки, косолапый медвежонок Миня, говорит поросенку:
-- Поиграем в футбол, а? Только зря ты своего хомячонка повсюду за собой таскаешь! Ну прямо покою нет от него никакого.
   Начали они играть в футбол. В самом деле, Фадейка под ногами путается, мяч поймать хочет.
Почесал Изюмка за ухом: что же делать? На другой день собрался Изюмка к Филе Зайчику. В гости. В "трех поросят" играть. Дождался, когда Фадейка после обеда уснет, и сам осторожно
на копытцах -- к двери. Но Фадейка сразу же проснулся. И в слезы:
-- Хочу с тобой вместе! Фадей с Изюмкой гулять пойдет.
Нечего делать -- надо брать с собой хомячка. А Фадейка, невыспавшись, ноет, хнычет. Так и пришлось Изюмке весь день на руках его нянчить. Все получилось, как Гномыч предсказал. И вообще, с тех пор, как Фадейка очутился в тыквенном домике, Изюмка то иногда рад был ему, гордился, что он ростом больше хомячка, то, наоборот, хотел бы стать таким же маленьким, как Фадейка. Или даже меньше его. Особенно когда нужно было что-нибудь делать по дому. Один раз Изюмка учил хомячка, как правильно рыть землю. В это время Гномыч попросил поросенка помочь ему начистить картошки.
-- Ты Фадейке скажи, Гномыч! -- посоветовал Изюмка.
-- Скажу, конечно, и ему тоже. Он очень любит мне помогать. Да только от его помощи мало толку! Полчаса будет мусолить одну картофелину. Маленький он еще, неловкий.
-- Я тоже медленно чищу картошку, -- сразу же возразил Изюмка. -- Вот посмотри, как я ее мусолю.
   Гномыч рассердился. Раньше, бывало, Изюмке можно было всякую легкую работу поручать: сушняк, например, порубить на дрова. А теперь Изюмка Фадейке подражает: с охапкой хвороста целый день провозится.
-- Я еще маленький! Такой же, как Фадейка. И сам сжался в комочек, даже голову спрятал. Впрямь -- ничуть не больше своего хомячка.
   На другой день прилетает к Гномычу в гости старый Грач. Под мышкой удочка. Рыбу ловить.
-- Идем, дружище Гномыч, порыбачим у водопада. Говорят, там окунь здорово клюет. Ну, а если и не поймаем ничего, все равно хоть прогуляемся. Есть там один красивый заливчик.
-- К водопаду! К водопаду! Идемте же поскорее! -- завизжал радостно Изюмка. Он, правда, сам никогда у водопада не был, но слышал от своего приятеля, медвежонка Мини, что там поблизости в лесу растет и ежевика, и земляника. А у подмытых крутых берегов можно такие сладкие корешки найти, что и копытца оближешь.
-- Я, -- сказал Изюмка Гномычу, -- твою удочку понесу, а ты -- Фадейку.
-- Нет, Изюмка, -- отказался Гномыч. -- Не понесу я Фадейку. Да и сам ты никуда не пойдешь. Маленькие вы еще оба в такие дальние путешествия пускаться.
-- Так ведь я уже большой! Намного больше Фадейки. Вот посмотри! -- И поросенок вытянулся на своих задних ножках, насколько смог.
-- Не дурачься, Изюмка, -- пожурил его Гном Гномыч. -- Ты ведь только что сказал мне, что ты такой же малыш, как и Фадейка. А это значит: нельзя мне тебя с собой брать. До водопада далеко. Вот вы двое маленьких и посидите пока дома. Подомовничаете.
   Изюмка захныкал, заплакал, начал проситься. Но на этот разГномыч твердо стоял на своем. Не уступил Изюмке.

МОРСКОЙ БОЙ

   Каждый раз, когда Изюмка расплескивал воду из ведра, Гномыч говорил:
-- Будь повнимательнее. А сейчас иди за тряпкой и подотри пол.
   А вот когда неуклюжий Фадейка опрокинул ведро с водой и комната превратилась внастоящее озеро, Гномыч только сказал:
-- Маленький он еще. Подрастет, будет покрепче на ножках держаться. Да и ложку хомячок часто ронял на пол. И все равно Гномыч, ничего не говоря, поднимал ее сам. Зато когда Изюмка что-нибудь, бывало, уронит, Гномыч и не подумает нагнуться да поднять. Одним словом, хомячку Гномыч больше вольностей разрешал, чем ему, поросенку. И все потому только, что Фадейка еще маленький.
   Фадейка, например, боится грозы. А Изюмке любая гроза не страшна. Он заранее радуется: будет гроза -- будет и ливень. А после ливня за огородом большая-пребольшая лужа образуется.
Лужа и Фадейке тоже по душе. Он, правда, в лужу никогда не ложится, как поросенок Изюмка. Ему и так хорошо: кораблики деревянные пускает, камешки разноцветные в воде моет. Как-то в жаркий день, после сильной грозы, Гномыч отправился навестить старого дядюшку Грача. Изюмка же, валяясьв теплой луже за огородом, потешался над Фадейкой, как тот свои кораблики из щепочек и древесной коры по луже-озеру плавать пускает. Смотрел, смотрел на его забавы, и вдруг ему в голову пришла одна замечательная мысль.
-- Знаешь что, Фадейчик? А ведь эти твои суденышки ровным счетом ничего не стоят.
-- Почему это? -- удивился Фадейка.
-- А потому что потому. Нельзя с ними в морской бой играть.
-- А что такое морской бой?
-- Это когда один корабль против другого воюет, -- произнес Изюмка с таким важным видом, будто он сам уже видывалмножество морских боев. Между тем он про них только слышал от медвежонка Мини. У того дядя служил в цирке и приносил Мине всякие разные книжки про путешествия и морские сражения.
   Изюмка подождал, пока маленький Фадейка привыкнет к незнакомым словам, а потом снова заговорил. И так ему сказал:
-- Надо будет настоящие корабли из тыквы вырезать.
-- Из тыквы? -- У Фадейки даже глаза округлились, хотя онтеперь уже знал, что дом, например, можно сделать из тыквы. -- Но ведь тыква большая! -- все же усомнился хомячок.
-- Ох и чудак ты! -- захохотал Изюмка. -- Тыквы разные бывают. Есть тыквы очень большие, как, скажем, наш дом. А есть маленькие, которые еще не выросли.
   Фадейка промолчал, а Изюмка понял, что ему придется еще многому обучать хомячка.
-- Вот ты сейчас маленький? А через какое-то время и ты вырастешь. Будешь большим.
-- Ой! -- обрадовался Фадейка. -- Я тоже буду такой большой, как эта тыква?
-- Ну, такой нет, -- покачал головой Изюмка. -- Ты будешь такой, как все большие хомяки. А маленькие тыковки -- те сделаются большими тыквинами. А пока вот что: там у плетня лежит множество отличных маленьких тыковок и кабачков. Тащи сюда штуки две-три. Мы из них и наделаем кораблей.
   Фадейке только того и надо было. Очень даже быстро ондобрался до огорода, где Гномыч еще по весне посадил семена тыквы и кабачков. Под густым шатром широченных листьев он отыскал первый кабачок величиной с хороший огурец. Ох и пришлось же Фадейке попотеть, пока он притащил кабачок во двор. Ведь он и сам был не больше этого кабачка.
-- Молодец! -- похвалил его Изюмка. -- Тащи сюда следующий. "Хорошо, когда есть такой мальчишка у тебя под рукой, -- подумал Изюмка. -- Всегда его можно за чем-нибудь послать".
Изюмка давно уже хотел поиграть в морской бой. С той самой поры, как увидел в Мининой книжке красивые картинки кораблей. Только ему лень было тащить в дом кабачки. А теперь на это был Фадейка!
   Тем временем вернулся хомячок -- сказать, что больше в огороде нет ни одного кабачка, ни одной тыковки.
-- Ладно, хватит с нас и этих, -- снисходительно сказал Изюмка и принялся разрезать на две половинки кабачки и тыквы. Выдалбливать тыквы изнутри он опять же поручил Фадейке. Заниматься самому таким нудным делом у него не хватало терпения. Потом он поручил Фадейке нарвать листьев лопуха и прутьев, чтобы из них сделать паруса и мачты. Фадей старался изо всех сил. Изюмке оставалось только командовать:
-- Не проскобли тыкву насквозь!
-- Ищи прутья, какие попрямее!
-- Смотри не продырявь лопухи! И все время в таком духе.
-- Да, и еще: если Гномыч спросит, кому пришло в голову строить корабли, скажи, что тебе! Понял? -- предупредил Фадея Изюмка.
-- Нет, -- покачал круглой головкой хомячок.
-- Гномыч любит задавать всякие вопросы. А ты ему спокойно можешь отвечать: "Я, мол, и все тут". В конце концов, кто таскал тыквы? Ты! Верно я говорю?
-- Верно, -- согласился Фадейка.
   Тут Изюмка решил: нечего время зря терять. И морской бой начался. Разумеется, в атаку пошли Изюмкины корабли. Длинными палками Изюмка и Фадей толкали свои боевые суда вперед -- от одного берега лужи к другому. Кому из них удавалось потопить корабль противника, тот принимался радостно кричать. Словом, замечательная получилась игра. Раза два Фадей угодил сам в лужу. Но быстро высох.
   Когда домой вернулся Гномыч, на плаву остался один-единственный корабль и тот со сломанной мачтой и порванными в лохмотья парусами.
-- И кому это пришла в голову такая мысль: погубить попусту столько маленьких тыквочек и кабачков? -- рассердился Гномыч.
   Фадей посмотрел на Изюмку, а тот начал ему подмигивать, чтобы напомнить об их уговоре. И это ему удалось.
-- Мне, -- простодушно сказал Фадей.
Но Гномыч очень удивился и, конечно, не поверил:
-- Тебе? Как же она тебе могла прийти?
-- Никак не могла, -- уставившись глазками-бусинками на Гномыча, отвечал хомячок. -- Мне ее Изюмка сказал. Изюмка готов был сквозь землю провалиться.
-- Я... я... -- забормотал он. -- Это... как его... Я сказал...
Зато Фадейка хорошо помнил, что сказал поросенок, и решил помочь ему:
-- Ты сказал: "Если Гномыч спросит, чья была мысль, скажи: мол, твоя".
-- Ага! -- многозначительно произнес Гномыч, бросил на Изюмку строгий взгляд и, круто повернувшись, ушел в дом.
   Тем временем поросенок принялся усердно работать: убирал обломки боевых судов, вымел двор. Да так, что ни прутика, ни семечка тыквенного не найти. Ничто больше и не напоминало
о недавнем морском сражении. Но Гномыч все и так хорошо помнил. И когда Фадейка заснул в прохладном доме, Гномыч отчитал Изюмку:
-- Тем, что ты кабачки погубил, ты сам себя наказал. Теперь не скоро доведется тебе их есть. Ни со сметаной, ни без нее. А вот за то, что ты вину с больной головы на здоровую свалить задумал, за это я на тебя сильно обижен.
-- Я сам на себя обижен, -- признал вину Изюмка. И Гномыч не стал даже журить озорника. Он понял, что Изюмка впредь никогда не будет прятаться за Фадейкину спину.

ГДЕ ЭТОТ ФАДДЕЙ?

   Рос Фадейка, подрастал. И с каждым днем становился все разговорчивее. Вначале это забавляло Изюмку. Вместе с Кишмишкой они обучали маленького хомячонка всяким стишкам и песенкам. А когда Фадейка потом их пел или декламировал, они чуть не умирали от восторга. Но Фадейка мог петь или читать стихи и невпопад. Например, приляжет Изюмка отдохнуть в тени под кустиком, а хомячок уж тут как тут. Наклонится над самым Изюмкиным ухом и запоет:

Кто в ногу не шагает
И песен не поет,
На ужин не получит
Яблочный компот.

-- Фадей! -- прихрюкнет, бывало, на него Изюмка. -- Будь хорошим хомячком, не приставай.
-- Ладно, -- тихо соглашается хомячок. А минуты через три снвоа за свое принимается:

...Кто в ногу не шагает...

-- Кому я сказал? Будь... -- начинает Изюмка.
А Фадей в ответ:
-- Я и есть хороший хомячок!
-- Был. На три минуты. Но я-то хочу по меньшей мере часок поспать. Ступай отсюда!
   Иногда ему удавалось спровадить Фадея. А иногда и нет. Так что вместо сна Изюмке теперь чаще приходилось по-другому отдыхать: рыть пятачком землю на лугу. Изюмка надеялся, что однажды он выроет какой-то клад. Например, полный кувшин монет. На те монеты он купил бы: для Гномыча машину -- стричь газоны, для дядюшки Грача -- спортивный самолет с гнездом на прицепе, а для Фадея... Что же такое он купил бы для Фадея? Этого Изюмка еще не успел решить. Но в этот момент хомячок появился самолично и спросил:
-- Изюмка, что ты там все время роешь?
-- Так, ничего.
Хомячок не обиделся, а продолжал допытываться:
-- А почему ты такой толстый?
-- И никакой вовсе я не толстый! -- заспорил Изюмка, а сам вытянулся в длину, насколько только мог.
-- А почему ты, Изюмка, не можешь летать? Ну, как дядюшка Грач, например.
-- Откуда я знаю? -- зло хрюкнул поросенок.
-- Может, ты очень тяжелый?
-- Да не тяжелый я, пойми ты, -- возмутилсяИзюмка. -- Просто у меня нет крыльев для полета.
-- А почему у тебя их нет?
-- Потому что я -- поросенок, -- сказал Изюмка и зевнул.
-- Изюмка, ты хочешь спать? -- полюбопытствовал хомячок Фадей.
-- Как тебе сказать...
-- Так и скажи.
   Тут Изюмке показалось, что если Фадейка еще что-нибудь спросит, он сбежит от него. Далеко-далеко... Когда дело уже было сделано, Изюмка вдруг и говорит:
-- Гномыч, а Гномыч, давай кому-нибудь отдадим или подарим нашего Фадея.
-- Ну и ну! -- удивился Гномыч. -- С чего это ты вдруг?
-- Надоел он мне.
-- Что ты говоришь? А кто же еще недавно приставал ко мне, просил взять хомячка домой?
-- Я тогда и не знал, сколько мне придется с ним натерпеться, -- признался поросенок.
-- Сколько? -- допытывался Гномыч. -- Что он такое сделал?
-- Да так. В земле и то порыться не дает. И вообще.
-- И поэтому мы должны отдать его кому-нибудь? Ладно, пришли сюда Фадея.
-- Иди, тебя Гномыч зовет, -- сказал Изюмка хомячку, а сам как ни в чем не бывало снова принялся рыть пятачком землю.
   Вырыл ямку, улегся в нее и заснул. Благо, Фадей над ухом не бубнит. Проснулся в отличном настроении. Поиграть ему захотелось. В какую игру -- он еще сам не знал. Но в любом случае для игры нужен Фадейка.
-- Фаде-е-й! -- принялся звать Изюмка. -- Ты где-е-е ?
   Хорошо все-таки, когда есть с кем поиграть. Не надо к соседям плестись, просить; давайте поиграем немножко. Приятель всегда здесь, под рукой. Только где же это он?
"Наверное, я недостаточно громко хрюкал?" -- подумал Изюмка и закричал так, что ему начало вторить эхо.
Но Фадей все равно не отзывался.
-- Может, уснул? А скорее всего, лодырничает. Поднялся Изюмка, в дом сходил. Но Фадейка как сквозь землю провалился. А с ним заодно и Гномыч.
   Впрочем, Гномыч отыскался быстро: он сидел в саду за столом и читал свою газету "Весточки с полей".
-- Не видал Фадейку? -- спросил, подбежав к нему, Изюмка.
-- Нет. А что ты его вдруг ищешь? Он же и так тебе все время мешает -- землю рыть... и вообще.
-- Да, но... Мне хочется, чтобы он снова здесь был.
-- Ты же просил его кому-нибудь подарить.
-- И ты подарил его? -- чуть не плача воскликнул Изюмка. Подарили, отдали в чужие руки его дорогого Фадейку! Отдали, пока он, Изюмка, спал!
   Изюмка уткнулся головой в колени Гномычу и горестно зарыдал.
-- Но, Изюмушка, -- уговаривал его Гномыч, -- ведь ты же сам просил отдать его кому-нибудь?
-- Это я в сердцах! -- закричал Изюмка. -- А на самом деле я не хотел. Он такой хороший, такой милый. Я так его люблю.
-- Ну хорошо, -- сказал Гномыч и ласково потрепал поросенка по макушке. -- Тогда все в порядке. Кстати, Фадейка скоро вернется. Пока ты спал, они с Кишмишкой пошли немного погулять.
   Только Гномыч так сказал, как уже застучали по двору, затопали коротенькие лапки. Это хомячок Фадейка и мышка Кишмишка возвращались с прогулки.
-- Фадеюшка, миленький, -- бросился обнимать его Изюмка, уж и не заботясь о том, что Кишмишка может заметить у него слезы на глазах. -- Наконец-то. Спасибо тебе, Кишмишка, что целым и невредимым доставила Фадейку назад.
   Изюмка взял Фадейку за лапку и повел его к Гномычу.